Наш земляк, уроженец села Улахан-Ан, участник Великой Отечественной войны Николай Прокопьевич Егоров сейчас на пенсии, живет в г. Харькове. До войны он жил и работал в нашем районе. В последние годы перед призывом в ряды Красной Армии он работал заведующим районным отделом народного образования.

Ветеран переписывается с земляками, друзьями, живо интересуется жизнью родного района. В последних письмах сообщил, что редакция журнала «Огонек» помогла разыскать Стефу и семью ее сестры Даниты (Данилии). Они начали переписываться. Стефа сообщила, что живет счастливо, у нее растут дети—дочь            Камилия и сын Збигнев.

Поистине, для истинной дружбы ни время, ни расстояния не помеха.

Сегодня мы перепечатываем с небольшими сокращениями из восьмого номера журнала «Огонек» за нынешний год воспоминания лейтенанта Н. Егорова.

В начале января 1945 года 4-я танковая армия под командованием генерала Лелюшенко находилась на территории Польши.

12 января началась Висло-Одерская операция, в которой участвовал наш 62-й гвардейский тяжелый танковый полк. Я служил старшим механиком-водителем танка «ИС-2».

Утром 15 января мы подошли к городу Кельце. Был дан приказ по рации: «Атаковать с ходу оборону врага».

Фашисты встретили ураганным огнем. Из каждого окна раздавались выстрелы, пулеметы и автоматы строчили с крыш и верхних этажей зданий, под гусеницами танков взрывались мины и гранаты. Мы остановились, приняли боевые порядки, и каждый танк сразу стал «огневой точкой». Некоторые танки заняли первые _этажи отдельных домов. Уличные бои длились более двух часов. Вдруг я почувствовал, что мой танк будто подпрыгнул и начал кружиться на месте — это фаустпатрон разбил левую гусеницу. Второй удар пришелся по башне. Мотор, заглох, башня заклинилась, свет потух, рация и переговорное устройство замолкли. И тут последовал третий удар. Снаряд пробил правый борт, командир танка был убит. Снаряд лежал в боевом отделении танка и пронзительно шипел, как будто каленое железо упало в воду.

Первым из танка выскочил старшина, младший механик — водитель Костя Соплывый. Вторым вылез командир башни Белов. Он был ранен и скатился вниз, Я только ухватился руками за края люка, как взорвался снаряд. Я сразу потерял опору и повис на руках. Собрав все силы, подтянулся и сел на люк башни. Тут взорвались баки с горючим—танк начал гореть. На мне горела шинель и тлели ватные брюки. Ноги были еще внутри танка, и я почувствовал, что они меня не слушаются. Я увидел: правая нога совсем разбита ниже колена.

Я упал вниз, ударившись о камни мостовой. Из обеих ног брызгала кровь.

Первая мысль—скорее от танка, в котором вот-ит взорвутся снаряды. Недалеко я увидел окоп и пополз к нему. Там лежал раненный в спину Белов!

Бой прекратился, возле Нде горели подбитые танки.

Белов сказал:

— Надб уходить, скоро придут немцы.

Превозмогая боль, я пополз за ним и потерял сознание. Когда пришел в себя, рядом стояли немцы. Меня положили на «пантеру» и куда-то повезли.

Фашисты подобрали восемь раненых советских офицеров. Нас стали допрашивать, а когда ни один из танкистов не вымолвил ни слова, принялись жестоко избивать. В это время в дом зашел немецкий офицер, что-то доложил, все они поспешно вышли. Спустя минуту нас побросали в грузовики. Мы поняли, что фашисты отступают.

Настала ночь. Машины остановились в каком-то селе. Недалеко от дороги я разглядел домик и калитку в заборе. «Бежать»— с этой мыслью я вывалился из кузова и снова потерял сознание.

Когда очнулся, пополз к калитке. Я пытался хоть чуточку приподняться на руках, чтобы открыть ее, но ничего не получалось, не было сил, в глазах темнело… Один из бежавших мимо фашистов наступил на мою ногу, я вскрикнул, выдав себя. Очнулся снова в грузовике.

На рассвете наша авиация стала бомбить головную колонну немцев. Среди фашистов поднялась паника. Нас восьмерых, в том числе четырех умерших, бросили в канаву под мостом.

Оставшиеся были на грани смерти, когда вечером из леса вышли люди с автоматами, одетые в штатское. Это оказались польские      партизаны Они тайно отнесли нас в ближайшее село. Там еще находилась немецкая батарея.

Меня поместили в семье одного из партизан по имени Тимоша. У него была молодая жена Данилия с грудной девочкой. Данилия стала поить меня с ложечки, как ребенка. Еды у них не было, кроме кусочка сухарика, который отдали мне. Данилия выстирала простыню, вдвоем с Тимошей они высушили ее над печкой и разорвали на бинты.

Перед рассветом начался бой за село. В доме находились Данилия с грудным ребенком и я. Вдруг хата содрогнулась—в крышу попал снаряд. На меня посыпалась с потолка глина. Данилия, схватив ребенка, выскочила на улицу. Крыша горела, дым все гуще и гуще обволакивал горницу. И тут в окно влез Тимоша. Он вынес меня, положил на солому под навесом.

Наступил день, Меня окружили дети, старики и женщины. Что они говорили, я не понимал. Потом пришли старики, говорящие по-русски, служившие еще в царской армии. От них я узнал, что фашистов выбили из села. И тут надо мной склонилась молодая девушка лет восемнадцати, стройная, красивая. Эта была Стефа Дужуковская, сестра Данилии. Она стала моим добровольным oпекуном. Стефа распорядилась, чтобы меня перенесли в помещение школы. Там было очень холодно. Стефа быстро начала приводить все в порядок. Старики и дети усердно помогали ей, натаскали дров.

Поздно вечером я заснул но часто просыпался от сильных болей а ногах. Утром зашел Тимоша и сказал Стефе, что надо отправить меня в ближайший город. Он написал свой адрес в мой блокнот и ушел. Позже я узнал: Тимоша и старики пытались остановить проходящее машины, но это им не удалось. В селе гитлеровцы не оставили ни лошадей, ни коров, так что даже телегу нельзя было взять.

Однажды утром Стефа привела врача и медсестру. Врач—пожилая русская женщина, капитан медслужбы. Медсестра Наташа— молодая блондиночка, разговорчивая — сделала мне уколы. Врач (Наташа обращалась к ней «Макаровна», без имени) осмотрела мои ноги, наложила шины и забинтовала. Макаровна и Наташа сопровождали наши наступающие части и взять меня с собой не могли. Еще через некоторое время Стефа сходила в соседнее село, километрах в 15—16, там находился штаб партизанского отряда, у них было радио, слушали Москву. Командир—русский капитан Петухов—на другой день дал Стефе подводу. Меня уложили в телегу, где уже были перины, одеяла, подушки. Старики, женщины, дети пришли проводить.

Город Петркув, куда меня привезли, был несколько дней как освобожден от фашистских оккупантов.

Нам указали дорогу в госпиталь. Там мне ампутировали обе ноги. Я очень хочу найти Дужуковскую Стефу, мою спасительницу. Она родилась в Варшаве. Отец ее был офицером польской армии и погиб при обороне столицы Польши в сентябре 1939 года. Остались они вдвоем с сестрой Данилией. Сестра вышла замуж за Тимошу.

В книге генерала армии Лелюшенко «Москва — Сталинград—Берлин—Прага. Записки командарма» говорится, что польская девушка Стефа Дужуковская спасла раненого советского лейтенанта Н. П. Егорова из 62-й гвардейской танковой бригады 4-й танковой армии 1-го Украинского фронта.

Этот лейтенант—я.

Н. ЕГОРОВ.

                                                                                 г. Харьков.

Газета «Ленские маяки»

8 мая 1980 г.,   №   55-56  (4567—4568)